7. БОРЬБА ЗА НОРМАЛЬНЫЙ РАБОЧИЙ ДЕНЬ.
ВЛИЯНИЕ АНГЛИЙСКОГО ФАБРИЧНОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА
НА ДРУГИЕ СТРАНЫ
Читатель помнит, что производство прибавочной стоимости, или извлечение прибавочного труда, составляет специфическое содержание и цель капиталистического производства независимо от
185) “Белильни на открытом воздухе” освободились из-под действия закона
1860 г о белильнях с помощью ложного
заявления, будто у них женщины ночью не работают. Ложь была обнаружена
фабричными инспекторами, а в то же время петиции рабочих поколебали идиллические представления парламента относительно
“белилен на открытом воздухе”, на “душистых
прохладных лугах”. В этих воздушных белильнях существуют сушильни с температурой
в 90°—100° по Фаренгейту [32°—38° по Цельсию], в которых работают главным образом девушки. Существует даже техническое
выражение “cooling” (охлаждение), которым обозначается выход время
от времени из сушильни на свежий воздух. “В сушильне 15 девушек, жара 80°—90°
[27°—32° по Цельсию] для полотна, 100° [38° по Цельсию] и более градусов для батиста. Двенадцать девушек
утюжат и складывают (батист и т, д.) в маленькой
комнате приблизительно в десять футов в длину и ширину, с плотно закупоренной печью
посредине. Девушки стоят вокруг печи, которая пышет ужасающим жаром и быстро
высушивает батист, поступающий к гладильщицам. Количество часов для этих “рук”
не ограничено. Если дел много, они работают
до 9 или 12 часов ночи много дней подряд” (“Reports etc. for 31st October 1862”, p. 56). Один врач заявляет: “Особых часов для охлаждения
нет, но если температура становится слишком невыносимой или руки работниц загрязняются от пота, им разрешают отлучиться на
несколько минут... Мой опыт лечения болезней
этих работниц заставляет меня констатировать, что состояние их здоровья много хуже состояния здоровья прядильщиц хлопка” (а
капитал в своих петициях парламенту расписал их, в стиле Рубенса,
пышущими здоровьем). “Болезнями, наиболее часто поражающими их, являются: чахотка, бронхит, маточные болезни, истерия в
самой ужасной форме и ревматизм. Все
эти болезни прямо или косвенно происходят, как я полагаю, от чрезмерно
жаркого воздуха в мастерских и от недостатка удовлетворительной теплой одежды,
которая могла бы защитить их при возвращении домой от сырости и холода в зимние
месяцы” (там же, стр. 56, 57). Фабричные
инспектора замечают относительно дополнительного закона 1863 г.,
навязанного с большим трудом владельцам веселых “белилен на открытом воздухе”:
“Этот акт не только не достигает цели в смысле охраны труда рабочих, которую он будто бы им предоставляет... Он так
сформулирован, что положения об охране вступают
в силу лишь в том случае, когда детей и женщин застигают на работе после 8 часов
вечера, но даже и тогда устанавливаемый этим законом способ
доказательств отличается таким крючкотворством, что едва ли может
последовать наказание виновных в его нарушении”
(там же, стр. 52). “В смысле достижения гуманных и воспитательных целей акт этот никуда не годится. Вряд ли будет гуманным
позволять женщинам и детям, или — что сводится
к тому же — заставлять их работать по 14 часов в сутки, а может быть и больше, с перерывами на еду или без них, как придется, не
делая ограничений в зависимости от
возраста, пола и не обращая внимания на общественные привычки семейств, живущих
по соседству с белильными
мастерскими” (“Reports etc. for 30th April 1863”, p. 40).
тех изменений в самом способе производства, которые возникают из подчинения труда капиталу. Он помнит, что с той точки зрения, которую мы до сих пор развивали, только самостоятельный и, следовательно, юридически совершеннолетний рабочий как продавец товара заключает сделку с капиталистом. Поэтому, если в нашем историческом очерке главную роль играет, с одной стороны, современная промышленность, а с другой — труд физически и юридически несовершеннолетних, то первая имела для нас значение только как особая сфера высасывания труда, второй — только как особенно яркий пример этого высасывания. Однако, не забегая вперед, на основании одной лишь общей связи исторических фактов мы приходим к следующим заключениям:
Во-первых. В отраслях промышленности, которые раньше других были революционизированы водой, паром и машинами, в этих первых созданиях современного способа производства, в хлопчатобумажных, шерстяных, льняных, шелковых прядильнях и ткацких, прежде всего находит себе удовлетворение стремление капитала к безграничному и беспощадному удлинению рабочего дня. Изменения материального способа производства и соответствующие изменения в социальных отношениях производителей 186) создают сначала безграничное расширение пределов рабочего дня, а затем уже в виде реакции вызывают общественный контроль, в законодательном порядке ограничивающий рабочий день с его перерывами, регулирующий его и вносящий в него единообразие. Поэтому в течение первой половины XIX века этот контроль устанавливался законодательством лишь в порядке исключения 187) Но как только этот контроль распространился на первоначальную область нового способа производства, оказалось, что не только многие другие отрасли производства подпали под действие настоящего фабричного режима, но что и мануфактуры с более или менее устаревшими методами производства, как, например, гончарные мастерские, стекольные мастерские и т. д., и старинные ремесла, как, например, пекарное, и, наконец, даже распыленная, так называемая работа на дому, как, например, гвоздарный промысел и т. д. 188), уже давно настолько же подпали под действие капиталистической эксплуатации, как и фабрика. Поэтому законодательство было вынуждено
186) “Поведение каждого из этих двух классов” (капиталистов и рабочих)
“явилось результатом тех взаимных
отношений, в которые они были поставлены” (“Reports etc. for 31st October 1848”, p. ИЗ).
187) “Виды труда, подпавшие под ограничения, были связаны с производством тек-стильных
товаров, при котором применяется сила пара или воды. Два условия были необходимы
для того, чтобы та или иная отрасль труда могла быть подчинена надзору:
применение силы пара или воды и обработка известного рода волокна” (“Reports etc. for 31st October 1864”, p. 8).
188) О положении этой так называемой домашней промышленности
чрезвычайно богатый материал дают
последние отчеты Комиссии но обследованию условий детского труда.
постепенно отрешиться от своего исключительного характера или же — там, где оно следует римской казуистике, как в Англии, — произвольно объявить фабрикой (factory) всякий дом, в котором работают 189).
Во-вторых. История регулирования рабочего дня в некоторых отраслях производства и еще продолжающаяся борьба за это регулирование в других наглядно доказывают, что изолированный рабочий, рабочий как “свободный” продавец своей рабочей силы, на известной ступени созревания капиталистического производства не в состоянии оказать какого бы то ни было сопротивления. Поэтому установление нормального рабочего дня является продуктом продолжительной, более или менее скрытой гражданской войны между классом капиталистов и рабочим классом. Так как борьба открывается в сфере современной промышленности, то она разгорается впервые на родине этой промышленности, в Англии 190). Английские фабричные рабочие были передовыми борцами не только английского рабочего класса, но и современного рабочего класса вообще, точно так же, как их теоретики первые бросили вызов капиталистической теории 191). Философ фабрики Юр клеймит поэтому как неизгладимый позор английского рабочего класса то обстоятельство, что на своем знамени он начертал “рабство фабричных законов” в противоположность капиталу, который мужественно выступает за “полную свободу труда” 192).
Франция медленно плетется за Англией. Понадобилась
февральская революция для того, чтобы появился на свет двенадцати-
189) “Акты последней сессии” (1864 г.) “... касаются различных производств,
производственные методы которых весьма
различны; употребление механической силы для приведения машин в движение уже не
является, как это было прежде, необходимым условием для того, чтобы предприятие на языке закона считалось “фабрикой””
(“Reports etc, for 31st October 1864”, p. 8).
190) Бельгия, рай континентального либерализма, не обнаруживает и
следов этого движения. Даже в ее
угольных копях и рудниках рабочие обоего пола и всех возрастов потребляются с
полной “свободой” во всякое время и в течение
всякого времени. На каждую тысячу лиц.
занятых в этих отраслях промышленности, приходится 733 мужчины, 88 женщин, 135 подростков и 44 девочки моложе 16 лет; у
доменных печей и т. д. на каждую тысячу
— 668 мужчин, 149 женщин, 98 подростков и 85 девочек моложе 16 лет. К этому присоединяется еще низкая заработная плата за
огромную эксплуатацию зрелых и незрелых
рабочих сил, составляющая в среднем 2 шилл. 8 пенсов в день для мужчин, 1 шилл.
8 пенсов для женщин и 1 шилл. 21/2
пенса для подростков. Зато Бельгия в 1863 г. по сравнению с 1850 г. почти удвоила количество и стоимость вывезенного
ею угля, железа и т. д.
191) Когда Роберт Оуэн в самом начале второго
десятилетия этого века не только теоретически выступил за необходимость
ограничения рабочего дня, но и действительно ввел десятичасовой день на своей фабрике в Нью-Ланарке, этот опыт осмеивали
как коммунистическую утопию, — совершенно так же, как осмеивали его
“соединение производительного труда с воспитанием детей” или вызванные им к
жизни кооперативные предприятия рабочих. В настоящее время первая утопия
сделалась фабричным законом, вторая фигурирует в виде официальной фразы
в каждом фабричном акте, третья даже служит прикрытием реакционного шарлатанства.
192) Ure (французский перевод): “Philosophie des Manufactures”. Paris, 1836, t. II, p. 39, 40, 67, 77 etc.
часовой закон 193), который гораздо более неудовлетворителен, чем его английский оригинал. Несмотря на это, французский революционный метод обнаруживает и свои особые преимущества. Одним ударом он диктует всем мастерским и фабрикам без различия один и тот же предел рабочего дня, тогда как английское законодательство нехотя уступает давлению обстоятельств то в том, то в другом пункте и избирает самый верный путь для порождения все новых и новых юридических хитросплетений 194). Вместе с тем, французский закон провозглашает в качестве принципа то, что завоевывается в Англии лишь для детей, несовершеннолетних и женщин и па что лишь в последнее время начинают предъявляться требования как на общее право 195).
В Соединенных Штатах Северной Америки всякое самостоятельное рабочее движение оставалось парализованным, пока рабство уродовало часть республики. Труд белых не может освободиться там, где труд черных носит на себе позорное клеймо. Но смерть рабства тотчас же породила новую юную жизнь. Первым плодом Гражданской войны была агитация за восьмичасовой рабочий день, шагающая семимильными шагами локомотива от Атлантического океана до Тихого, от Новой Англии до Калифорнии. Всеобщий рабочий съезд в Балтиморе 115 (август 1866 г.) заявляет:
“Первым и великим требованием современности, необходимым для
освобождения труда этой страны от капиталистического рабства, является издание
закона, который признал бы восьмичасовой день нормальным рабочим днем во всех
штатах
193) В отчете
“Международного статистического конгресса в Париже, 1855 г.” говорится, между прочим: “Французский закон,
ограничивающий продолжительность ежедневного
труда на фабриках и в мастерских 12 часами, не предписывает для этого труда определенных
постоянных часов” (периодов времени) “и только для детского труда предписывается период между 5 часами утра и 9
часами вечера. Поэтому часть фабрикантов пользуется правом, которое
предоставляется им этим роковым умолчанием, для того чтобы заставлять
работать изо дня в день без перерыва, может быть за исключением воскресений. Они применяют для этого две различные
смены рабочих, из которых ни одна не
проводит в мастерской более 12 часов, но работа на предприятии продолжается и
днем и ночью. Закон соблюден, но
соблюдена ли гуманность?” Помимо “разрушающего влияния ночного труда на
человеческий организм” подчеркивается также “роковое влияние ночного совместного пребывания обоих полов в одних
и тех же скудно освещенных мастерских”.
194) “Так, например, в
моем округе в одном и том же фабричном здании один и тот же фабрикант как белильщик и красильщик подчинен
“Акту о белильнях и красильнях”, как ситцепечатник
— “Акту о ситцепечатных фабриках” и как finisher [аппретурщик] — “Фабричному акту””. (Донесение г-на Бейкера в “Reports etc, for 31st October 1861”, p. 20.) Перечислив различные положения этих законов
и вытекающие отсюда осложнения, г-н Бей-кер
говорит: “ Мы видим, как трудно обеспечить исполнение этих трех парламентских
актов, если владелец фабрики захочет обойти закон”. Но зато господам юристам
это уже наверное обеспечивает
процессы.
195) Так, фабричные инспектора решаются, наконец, сказать: “Эти
возражения” (капитала против законодательного ограничения рабочего времени)
“должны пасть перед широким принципом прав труда... Наступает момент, когда право хозяина
па труд его
работника прекращается, и время последнего становится его собственностью даже в том случае, если вопрос об
истощении еще не стоит” (“Reports etc. for 31st October 1862”, p. 54).
Американского союза. Мы решили напрячь все наши силы для борьбы за достижение этого славного результата” 196).
Одновременно (начало сентября 1866г.) конгресс Международного Товарищества Рабочих в Женеве, согласно предложению лондонского Генерального Совета, постановил: “Предварительным условием, без которого все дальнейшие попытки улучшения положения рабочих и их освобождения обречены на неудачу, является ограничение рабочего дня... Мы предлагаем в законодательном порядке ограничить рабочий день 8 часами” 116).
Таким образом, рабочее движение, инстинктивно выросшее по обеим сторонам Атлантического океана из самих производственных отношений, оправдывает заявление английского фабричного инспектора Р. Дж. Сандерса:
“Невозможно предпринять дальнейших шагов на пути реформирования общества с какой бы то ни было надеждой на успех, если предварительно не будет ограничен рабочий день и не будет вынуждено строгое соблюдение установленных для него границ” 197).
Приходится признать, что наш рабочий выходит из
процесса производства иным, чем вступил в него. На рынке он противостоял владельцам других товаров как владелец товара
“рабочая сила”, т. е. как
товаровладелец — товаровладельцу. Контракт, по которому он продал
капиталисту свою рабочую силу, так сказать, черным по белому фиксирует, что он свободно распоряжается самим собой. По заключении же сделки оказывается, что он вовсе не
был “свободным агентом”, что время, на которое ему вольно продавать
свою рабочую силу, является временем, на которое он вынужден ее продавать 198),
что в действительности вампир не выпускает его до тех пор, “пока можно высосать из него еще одну каплю крови, выжать из его мускулов и жил еще одно усилие” 199).
Чтобы “защитить себя от “змеи своих
мучений” 117, рабочие должны объединиться и, как
196) “Мы,
рабочие Данкерка, заявляем, что продолжительность рабочего времени, требующаяся
при теперешней системе, слишком велика и не оставляет рабочему времени для
отдыха и развития, и, более того, низводит его до состояния порабощения,
которое немногим лучше рабства (“a condition of servitude but little bettor than slavery”). Поэтому мы решили, что восьми часов достаточно для одного рабочего дня и это должно быть
признано официально; мы призываем к
содействию нам печать, этот мощный рычаг... а всех, кто откажет в этом
содействии, будем считать врагами рабочей реформы и рабочих прав” (Резолюции рабочих в Данкерке, штат Нью-Йорк, 1866 г.).
197) “Reports etc. for 31st October 1848”, p. 112.
198) “Эти действия” (маневры капитала, например, в 1848—1850 гг.) “дали, кроме того, неопровержимое доказательство неправильности столь часто выдвигаемого утверждения, будто рабочие не нуждаются в покровительстве и должны рассматриваться как агенты, совершенно свободно располагающие единственной своей собственностью, т. е. трудом рук своих и потом лица своего” (“Reports etc. for 30th April 1850”, p. 45). “Свободный труд, если вообще его можно так назвать, даже и в свободной стране требует для своей защиты сильной руки закона” (“Reports etc. for 31st October 1864”. p. 34). “Позволять... или, что сводится к тому же, заставлять... работать по 14 часов в сутки с перерывами на еду или без них и т. д.” (“Reports etc. for 30th April 1863”, p. 40).
199) Фридрих
Энгельс. “Английский билль о десятичасовом рабочем дне” (в “Neue Rheinische Zeitung”, номер за апрель 1850 г., стр. 5 [см.: Маркс К.,
Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 7, с. 246]).
класс, заставить издать
государственный закон, мощное общественное препятствие, которое мешало бы им
самим по добровольному контракту с капиталом
продавать на смерть и рабство себя и свое потомство
200). На место пышного каталога “неотчуждаемых прав человека”
выступает скромная Magna Gharta 118 ограниченного законом рабочего дня, которая, “наконец,
устанавливает точно, когда оканчивается время, которое рабочий продает,
и когда начинается время, которое
принадлежит ему самому” 201). Quantum
mutatus ab illo!119
200) Десятичасовой билль в подчиненных ему отраслях
промышленности “спас рабочих от
полного вырождения и взял под свою охрану их физическое здоровье” (“Reports etc. for 31st October 1859”, p. 47). “Капитал” (на
фабриках) “не может поддерживать машину в движении сверх ограниченного периода
времени, не причиняя вреда здоровью
и нравственности занятых им рабочих, и они
не в состоянии защитить себя сами” (там же, стр. 8).
201) “Еще большее благо заключается в том, что, наконец, ясно
разграничены собственное время
рабочего и время его хозяина. Рабочий знает теперь, когда оканчивается то
время, которое он продает, и когда
начинается его собственное время, и, заранее точно зная это, он в состоянии распределить свои собственные
минуты в своих собственных целях” (там же, стр. 52). “Сделав рабочего
хозяином его собственного времени, они” (фабричные законы) “Дали ему
нравственную силу, которая направляет его к обладанию политической властью”
(там же, стр. 47). Со сдержанной иронией и в весьма осторожных выражениях
фабричные инспектора намекают на то, что теперешний закон о десятичасовом
рабочем дне до некоторой степени освободил и капиталиста от природной
грубости, присущей ему как простому воплощению капитала, и дал ему время для
некоторого “образования”. Раньше “хозяин не имел времени ни на что другое,
кроме наживы денег, а рабочий не имел времени ни на что другое, кроме труда” (там же, стр. 48).