ГЛАВА VIII. - РАБОЧИЙ ДЕНЬ                                                                                                                                     247

5. БОРЬБА ЗА НОРМАЛЬНЫЙ РАБОЧИЙ ДЕНЬ.

ПРИНУДИТЕЛЬНЫЕ ЗАКОНЫ ОБ УДЛИНЕНИИ РАБОЧЕГО ДНЯ

С СЕРЕДИНЫ XIV ДО КОНЦА XVII СТОЛЕТИЯ

“Что такое рабочий день?” Как велико то время, в продолжение которого капитал может потреблять рабочую силу, дневную стои­мость которой он оплачивает? Насколько может быть удлинен рабо­чий день сверх рабочего времени, необходимого для воспроизвод­ства самой рабочей силы? На эти вопросы, как мы видели, капитал отвечает: рабочий день насчитывает полных 24 часа в сутки, за вы­четом тех немногих часов отдыха, без которых рабочая сила делает­ся абсолютно негодной к возобновлению своей службы. При этом само собой разумеется, что рабочий на протяжении всей своей жиз­ни есть не что иное, как рабочая сила, что поэтому все время, кото­рым он располагает, естественно и по праву есть рабочее время и, следовательно, целиком принадлежит процессу самовозрастания стоимости капитала. Что касается времени, необходимого человеку для образования, для интеллектуального развития, для выполнения социальных функций, для товарищеского общения, для свободной игры физических и интеллектуальных сил, даже для празднования воскресенья — будь то хотя бы в стране, в которой так свято чтут воскресенье ¹⁰⁴⁾, — то все это чистый вздор! Но при своем безгра­ничном слепом стремлении, при своей волчьей жадности к приба­вочному труду капитал опрокидывает не только моральные, но и чисто физические максимальные пределы рабочего дня. Он узурпи­рует время, необходимое для роста, развития и здорового сохране­ния тела. Он похищает время, которое необходимо рабочему для

¹⁰⁴⁾ В различных сельских местностях Англии, например, до сих пор еще нет-нет да и приговорят какого-нибудь рабочего к тюремному заключению за то, что, работая в огоро­дике перед своим домом, он оскорбляет святость воскресенья. Тот же самый рабочий нака­зывается за нарушение договора, если не пойдет в воскресенье, хотя бы и по религиозным мотивам, на какую-нибудь металлургическую, бумажную или стекольную фабрику. Орто­доксальный парламент глух к оскорблению святости воскресенья, если таковое совершается в “процессе возрастания стоимости” капитала. В одной записке (август 1863 г.), в которой лондонские поденщики, занятые в торговле рыбой и птицей, требуют отмены воскресного труда, говорится, что их труд продолжается в первые 6 дней недели в среднем по 15 часов ежедневно, а в воскресенье 8—10 часов. Из той же записки видно, что этот “воскресный Труд” поощряется как раз прихотливым гурманством аристократических ханжей из Эксе­тер-холла ⁹⁴. Эти “святые”, столь ревностные “in cute curanda” [“в заботах о своем физи­ческом благополучии”], подтверждают свою набожность тем смирением, с которым они переносят чрезмерный труд, лишения и голод третьих лиц. Obsequium ventris istis (рабо­чих) perniciosius est [чревоугодие для них (рабочих) много пагубнее].

 

248                                                        ОТДЕЛ ТРЕТИЙ. - ПРОИЗВОДСТВО АБСОЛЮТНОЙ ПРИБАВОЧНОЙ СТОИМОСТИ

того, чтобы пользоваться свежим воздухом и солнечным светом. Он урезывает время на еду и по возможности включает его в самый процесс производства, так что пища дается рабочему как простому средству производства, подобно тому как паровому котлу дается уголь и машинам — сало или масло. Здоровый сои, необходимый для восстановления, обновления и освежения жизненной силы, капитал сводит к стольким часам оцепенения, сколько безусловно необходимо для того, чтобы оживить абсолютно истощенный ор­ганизм. Таким образом, не нормальное сохранение рабочей силы определяет здесь границы рабочего дня, а наоборот, возможно большая ежедневная затрата рабочей силы, как бы болезненно насильственна и мучительна она ни была, ставит границы для отдыха рабочего. Капитал не спрашивает о продолжительности жизни рабочей силы. Интересует его единственно тот максимум рабочей силы, который можно привести в движение в течение ра­бочего дня. Он достигает этой цели сокращением жизни рабочей силы, подобно тому как жадный сельский хозяин достигает повы­шения доходности земли посредством расхищения плодородия почвы.

Таким образом, капиталистическое производство, являющееся по существу производством прибавочной стоимости, всасыванием прибавочного труда, посредством удлинения рабочего дня ведет не только к захирению человеческой рабочей силы, у которой отнима­ются нормальные моральные и физические условия развития и дея­тельности. Оно ведет к преждевременному истощению и уничтоже­нию самой рабочей силы ¹⁰⁵⁾. На известный срок оно удлиняет про­изводственное время данного рабочего, но достигает этого путем сокращения продолжительности его жизни.

Но стоимость рабочей силы заключает в себе стоимость тех това­ров, которые необходимы для воспроизводства рабочего или для размножения рабочего класса. Таким образом, если противоесте­ственное удлинение рабочего дня, которого капитал необходимо до­могается в своем безграничном стремлении к самовозрастанию, сокращает период жизни отдельных рабочих, а вместе с тем и про­должительность функционирования их рабочей силы, то становит­ся необходимым более быстрое возмещение изношенных рабочих сил, т. е. издержки на воспроизводство рабочей силы должны быть больше, — совершенно так же, как часть стоимости машины, еже­дневно подлежащая воспроизводству, тем больше, чем быстрее из­нашивается машина. Поэтому, казалось бы, собственный интерес капитала указывает на необходимость установления нормального рабочего дня.

¹⁰⁵⁾  “В предыдущих отчетах мы привели отзывы различных опытных фабрикантов относительно того, что чрезмерный труд... несомненно ведет к преждевременному истоще­нию человеческой рабочей силы” (“Children's Employment Commission. 4th Report”, 1865, № 64. p, XIII).

ГЛАВА VIII. - РАБОЧИЙ ДЕНЬ                                                                                                                                                    249

Рабовладелец покупает своего рабочего так же, как он покупает свою лошадь. Теряя раба, он теряет капитал, который приходится возмещать новой затратой на невольничьем рынке.

Но “какое фатально-разрушительное влияние ни оказывали бы рисовые поля Джорджии и болота Миссисипи на человеческий организм, тем не менее, это разру­шение человеческой жизни не настолько велико, чтобы его нельзя было возместить из обильных “заповедников” в Виргинии и Кентукки. Экономические соображения. которые могли бы служить известной гарантией человеческого обращения с рабом, поскольку они отождествляют интерес хозяина с сохранением раба, с введением торговли невольниками превращаются, наоборот, в причину самого беспощадного отношения к рабу, так как, если его можно заместить новым рабом, привезенным из чужих негритянских “заповедников”, продолжительность его жизни становится ме­нее важной, чем его производительность при жизни. Поэтому правило рабовладель­ческого хозяйства тех стран, в которые ввозятся рабы, таково: самая действенная экономия заключается в том, чтобы выжать из человеческого скота (human cattle) возможно большую массу труда в возможно меньший промежуток времени. Как раз в странах тропических культур, в которых годовая прибыль часто равняется всему капиталу плантаций, жизнь негров приносится в жертву наиболее беспощадным образом. Земледелие Вест-Индии, уже в течение нескольких столетий колыбель баснословных богатств, поглотило миллионы людей африканской расы. И в наше время на Кубе, где доходы исчисляются миллионами, где плантаторы являются князьями, мы видим, что класс рабов питается самой грубой пищей, обречен на са­мый изнурительный и непрестанный труд, а значительная часть его даже прямо уничтожается из года в год в результате медленной пытки чрезмерного труда и недо­статка сна и отдыха” ¹⁰⁶⁾.

Mutato nomine de te fabula narratur!⁹⁵ Заменим торговлю не­вольниками рынком труда, Кентукки и Виргинию — Ирландией и земледельческими округами Англии, Шотландии и Уэльса, Аф­рику — Германией! Мы видели, как опустошает чрезмерный труд ряды лондонских пекарей, тем не менее лондонский рынок труда всегда переполнен немецкими и другими кандидатами на смерть в пекарном промысле. Гончарное производство, как мы видели, одна из отраслей промышленности с наименьшей продолжитель­ностью жизни рабочих. Но наблюдается ли из-за этого недостаток в гончарах? Джозая Уэджвуд, изобретатель современного гончар­ного производства, сам по происхождению обыкновенный рабочий, заявил в 1785 г. перед палатой общин, что все это производство за­нимает от 15 до 20 тысяч человек ¹⁰⁷⁾. В 1861 г. население одних городских центров этой промышленности в Великобритании со­ставляло 101 302 человека.

“Хлопчатобумажная промышленность существует уже 90 лет... В период жизни трех поколений английской расы эта промышленность пожрала девять поколе­ний” ¹⁰⁸⁾.

Правда, в отдельные периоды лихорадочного подъема рынок труда обнаруживал серьезный недостаток предложения рабочей силы. Так было, например, в 1834 году. Но тут господа фабриканты

¹⁰⁶⁾  J. Е. Cairnes, цит. соч., стр. 110, 111.

¹⁰⁷⁾  John Ward. “The Borough of Stoke-upon-Trent etc. ”. London, 1843, p. 42.

¹⁰⁸⁾  Речь Ферранда в палате общин 27 апреля 1863 года.

250                                                           ОТДЕЛ ТРЕТИЙ. - ПРОИЗВОДСТВО АБСОЛЮТНОЙ ПРИБАВОЧНОЙ СТОИМОСТИ

предложили Комиссии по закону о бедных направлять “избыток населения” земледельческих округов на север, заявив, “что он бу­дет поглощен и потреблен фабрикантами” ¹⁰⁹⁾. Это их подлинные слова.

“С согласия Комиссии по закону о бедных были посланы агенты в Манчестер. Были подготовлены и вручены этим агентам списки сельскохозяйственных рабо­чих. Фабриканты бросились в бюро, и после того как они выбрали себе то, что им требовалось, целые семьи были отправлены с юга Англии. Эти человеческие грузы были доставлены с ярлыками, подобно тюкам товаров, по каналам и в фурах; неко­торые прибыли пешком, многие сбились с пути и полуголодные бродили по про­мышленным округам. Все это развилось в настоящую отрасль торговли. Палата общин сочтет это едва вероятным. Такая регулярная торговля, такое барышниче­ство человеческим мясом продолжалось непрерывно, и люди покупались и прода­вались манчестерскими агентами манчестерским фабрикантам столь же регулярно. как негры продаются плантаторам хлопка в южных штатах... 1860 год был годом зенита хлопчатобумажной промышленности... Снова недоставало рабочих рук. Фабриканты снова обратились к агентам по продаже человеческого мяса... и послед­ние обшарили все дюны Дорсета, холмы Девона, равнины Уилтса, но избыток насе­ления был уже съеден”.

Газета “Bury Guardian” горько жаловалась, что после заключе­ния англо-французского торгового договора могло бы быть погло­щено 10 тысяч “добавочных рук”, а вскоре их потребовалось бы еще 30-40 тысяч. После того как агенты и субагенты по торговле человеческим мясом довольно-таки безуспешно обшарили в 1860 г. земледельческие округа,

“депутация фабрикантов обратилась к г-ну Вильерсу, председателю Совета попечительства о бедных, с просьбой снова разрешить им брать на фабрики сирот и детей бедняков из работных домов” ¹¹⁰⁾.

¹⁰⁹⁾   “Он будет поглощен и потреблен фабрикантами. Буквально так звучало заявление хлопчатобумажных фабрикантов”   (там же).

 ¹¹⁰⁾ Там же. Вопреки своему желанию Вильерс был поставлен “законом” перед необходимостью отвергнуть домогательства фабрикантов. Однако эти господа достигли своей цели благодаря услужливости местных попечительств о бедных. Фабричный инспектор г-н А. Редгрейв уверяет, что на этот раз “система”, при которой сироты и дети пауперов “по закону” считаются apprentices (учениками), “не сопровождалась прежними злоупотреблсниями” (об этих злоупотреблениях см. Ф. Энгельс “Положение рабочего класса в Англии”. Лейпциг, 1845), — хотя, конечно, в одном случае “злоупотребление системой было допущено по отношению к девочкам и молодым женщинам, доставлен­ным из земледельческих округов Шотландии в Ланкашир и Чешир”. “Система” состоит в том, что фабрикант заключает с администрацией домов для призрения бедных контракт на определенный срок. Он обеспечивает детей пищей, одеждой и жильем и приплачивает им немного деньгами. Странно звучит следующее замечание г-на Редгрейва, особенно если принять во внимание, что даже среди годов процветания английской хлопчато­бумажной промышленности 1860 г. стоит особняком, и что заработная плата достигла необычно высокого уровня, так как чрезвычайный спрос па рабочих столкнулся с уменьшением населения Ирландии, беспримерной эмиграцией из английских и шот­ландских земледельческих округов в Австралию и Америку, с положительным уменьше­нием населения в некоторых английских земледельческих округах, что было отчасти следствием достигнутого подрыва жизненной силы, отчасти; же следствием того, что торговцы человеческим мясом уже использовали все избыточное население. И, несмотря на все это, г-н Редгрейв говорит: “Тем не менее, труд этого рода” (труд детей из домов для призрения бедных) “применяется лишь тогда, когда нельзя найти никакого другого, так как он дорог (high priced labour). Обычная заработная плата подростка 13 лет равняется приблизительно 4 шилл. в неделю; но дать пищу, одежду и жилище 50 или 100 таким подросткам, обеспечить им врачебную помощь и надлежащий надзор, да сверх того давать им маленькую приплату деньгами, — для этого 4 шилл. на человека

ГЛАВА VIII. - РАБОЧИЙ ДЕНЬ                                                                                                                                                                   251

В общем, опыт показывает капиталисту, что постоянно суще­ствует известное перенаселение, т. е. перенаселение сравнительно с существующей в каждый данный момент потребностью капитала в возрастании, хотя перенаселение это и составляется из хи­лых, быстро отживающих, вытесняющих друг друга, так сказать, срываемых до наступления зрелости человеческих поколений ¹¹¹⁾. С другой стороны, опыт показывает вдумчивому наблюдателю, как быстро и как глубоко капиталистическое производство, которое с исторической точки зрения родилось лишь вчера, уже успело в корне подорвать жизненную силу народа, как вырождение промыш­ленного населения замедляется лишь постоянным поглощением нетронутых жизненных элементов деревни и как даже сельские ра­бочие начинают уже вымирать, несмотря на свежий воздух и неог­раниченное действие среди них закона естественного отбора, в силу которого выживают лишь наиболее сильные индивидуумы ¹¹²⁾. Капитал, который имеет столь “хорошие основания” отрицать страдания окружающего его поколения рабочих, в своем практи­ческом движении считается с перспективой будущего вырождения и, в конечном счете, неизбежного вымирания человечества не мень­ше и не больше, чем с перспективой возможного падения земли на солнце. При всякой спекуляции с акциями каждый знает, что гроза

в неделю недостаточно” (“Reports of the Insp. of Factories for 30th April 1860”, p. 27). Г-н Редгрейв забывает сказать, каким образом сам рабочий может доставить все это своим детям на их заработную плату в 4 шилл., раз фабрикант не в состоянии этого сделать для 50 или 100 подростков, которые живут вместе, вместе столуются и состоят под общим надзором. Во избежание ложных выводов из текста я должен еще заметить, что английскую хлопчатобумажную промышленность, со времени подчинения ее фабричному акту 1850 г. с его регулированием рабочего времени и т. д., следует рассматривать как образцовую промышленность Англии. Рабочий английской хлопчатобумажной про­мышленности стоит во всех отношениях выше своего континентального товарища по судьбе. “Прусский фабричный рабочий работает по меньшей мере на 10 часов в неделю больше, чем его английский соперник, а если он работает у себя на дому на своем собственном ткацком станке, то отпадает и эта граница добавочных рабочих часов” (“Reports of Insp. of Fact. 31st Oct. 1855”, p. 103). Упомянутый выше фабричный инспектор Редгрейв после промышленной выставки 1851 г. отправился на континент, в частности во Францию и Пруссию, чтобы изучить фабричные порядки этих стран. Вот что говорит он о прусском фабричном рабочем: “Он получает заработную плату, достаточную для приобретения той простой нищи и того небольшого комфорта, к которым он привык и которыми довольствуется... Живет он хуже и работает больше, чем его английский соперник” (“Reports of Insp. of Fact. 31st Oct. 1853”, p. 85).

¹¹¹⁾ От чрезмерной работы люди умирают с удручающей быстротой; но места погибающих тотчас заполняются снова, и частая смена лиц не производит никакого изменения на сцене” (“England and America”. London, 1833, v. I, p. 55; автор — Э. Г. Уэйкфилд).

¹¹²⁾ См. “Public Health. Sixth Report of the Medical Officer of The Privy Council, 1863”. Опубликован в Лондоне в 1864 году. В этом отчете говорится как раз о сельско­хозяйственных рабочих. “Графство Сатерленд изображали как такое, в котором достигнуты серьезные улучшения, однако недавнее обследование показало, что в округах этого графства, когда-то столь славившихся красотой мужчин и храбростью солдат, население выродилось в худосочную и захиревшую расу. В наиболее здоровых местностях, рас­положенных по обращенным к морю склонам холмов, лица детей так худы и бледны, как если бы эти дети жили в гнилой атмосфере какого-нибудь лондонского закоул­ка” (Thornton, цит. соч., стр. 74, 75). Они, в сущности, похожи на те 30000 “gallant Highlanders” [“бравых горцев”], которые вместе с проститутками и ворами ютятся в wynds и closes [трущобах и вертепах] Глазго.

252                                                        ОТДЕЛ ТРЕТИЙ. - ПРОИЗВОДСТВО АБСОЛЮТНОЙ ПРИБАВОЧНОЙ СТОИМОСТИ

когда-нибудь да грянет, но каждый надеется, что она разразится над головой его ближнего уже после того, как ему самому удастся собрать золотой дождь и укрыть его в безопасном месте. Apres moi le deluge! ⁹⁶ — вот лозунг всякого капиталиста и всякой капита­листической нации. Поэтому капитал беспощаден по отношению к здоровью и жизни рабочего всюду, где общество не принуждает его к другому отношению ¹¹³⁾. На жалобы относительно физиче­ского и духовного калечения, преждевременной смерти, истязаний чрезмерным трудом он отвечает: как могут терзать нас эти муки, если они увеличивают наше наслаждение (прибыль)? Но в общем и целом это и не зависит от доброй или злой воли отдельного капи­талиста. При свободной конкуренции имманентные законы капи­талистического производства действуют в отношении отдельного капиталиста как внешний принудительный закон ¹¹⁴⁾.

Установление нормального рабочего дня явилось результатом многовековой борьбы между капиталистом и рабочим. Но в исто­рии этой борьбы обнаруживаются два противоположных течения. Сравним, например, английское фабричное законодательство на­шего времени с английскими рабочими статутами начиная с XIV и до середины XVIII века ¹¹⁵⁾. В то время как современный фабрич­ный закон насильственно сокращает рабочий день, эти статуты стремятся насильственно его удлинить. Правда, притязания капи­тала в эмбриональном состоянии, когда он еще только возникает

¹¹³⁾ “Хотя здоровье населения является столь важным элементом национального капитала, к сожалению, придется признать, что капиталисты совсем не расположены хранить и ценить это сокровище... Внимание к здоровью рабочих было у фабрикан­тов вынуждено” (“Times”, 5 ноября 1861 г.). “Мужчины Уэст-Райдинга превратились в суконщиков для всего человечества... Здоровье рабочего населения было принесено в жертву, и в течение нескольких поколений раса совершенно выродилась бы, если бы не последовала реакция. Часы детского труда были ограничены и т. д.” (“Twenty-second Report of the Registrar General”. London, 1861).

¹¹⁴⁾  Поэтому мы видим, например, что в начале 1863 г. 26 фирм, владеющих обширными гончарнями в Стаффордшире, в том числе также фирма Д. Уэджвуд и cыновья, в особом меморандуме ходатайствуют “о властном вмешательстве государства”. “Конкуренция с другими капиталистами” не позволяет им произвести какого бы то ни было “добровольного” ограничения рабочего времени детей и т. д. “Сколько бы мы ни сетовали поэтому на упомянутое выше зло, его невозможно было бы устранить посред­ством какого-нибудь соглашения фабрикантов между собой... Принимая во внимание все эти обстоятельства, мы пришли к тому убеждению, что необходим принудительный закон” (“Children's Employment Commission, 1st Report”, 1863, p. 322).

Добавление к примечанию 114. Еще более разительный пример дает нам самое недавнее прошлое. Высокие цены хлопка в период лихорадочного хода дел побудили владельцев хлопчатобумажных ткацких фабрик в Блэкберне по взаимному соглашению между ними сократить на своих фабриках рабочее время на определенный срок. Срок этот истек приблизительно в конце ноября (1871 г.). Между тем более богатые фабри­канты, у которых прядение соединялось с ткачеством, использовали сокращение производ-ства, обусловленное этим соглашением, для того чтобы расширить свое собственное дело и извлечь таким образом большие барыши за счет мелких предпринимателей. Последние в таких затруднительных обстоятельствах обратились к фабричным рабочим, призывая их серьезно заняться агитацией за девятичасовой рабочий день и обещая им денежную помощь для этой цели!

¹¹⁵) Эти рабочие статуты, которые мы находим одновременно и во Франции, Нидер­ландах и т. д., были формально отменены в Англии лишь в 1813 г., уже после тою, как они были давно устранены самими производственными отношениями.

ГЛАВА VIII. - РАБОЧИЙ ДЕНЬ                                                                                                                                                         253

и, следовательно, свое право всасывать достаточное количество прибавочного труда обеспечивает пока не одной лишь силой экономических отношений, но и содействием государственной вла­сти, — эти притязания представляются совершенно скромными. если сопоставить их с теми уступками, которые он, ворча и сопро­тивляясь, должен делать в зрелом возрасте. Понадобились века для того, чтобы “свободный” рабочий вследствие развития капита­листического способа производства добровольно согласился, т. е. был вынужден общественными условиями, продавать за цену при­вычных жизненных средств все активное время своей жизни, са­мую свою работоспособность, — продавать свое первородство за блюдо чечевичной похлебки ⁹⁷. Поэтому естественно, что то удли­нение рабочего дня, к которому капитал при посредстве государ­ственной власти старается принудить совершеннолетних рабочих в период с середины XIV до конца XVII века, совпадает прибли­зительно с теми пределами рабочего времени, которые во второй половине XIX века кое-где ставятся государством для превраще­ния детской крови в капитал. То, что теперь, например в штате Массачусетс, до недавнего времени самом свободном штате Севе­роамериканской республики, объявлено законным пределом тру­да детей моложе 12 лет, в Англии еще в середине XVII века было нормальным рабочим днем здоровых ремесленников, дюжих батра­ков и атлетически сложенных кузнецов ¹¹⁶⁾.

Непосредственным поводом к изданию первого рабочего ста­тута (23-й год царствования Эдуарда III, 1349 г.) (не причиной, потому что законы подобного рода издаются на протяжении целых столетий и после того, как этот повод исчез) послужила великая чума ⁹⁹, настолько уменьшившая население, что, по словам одного тори, “трудность найти рабочих по разумным ценам” (т. е. по ценам, которые оставляли бы их хозяевам разумное количество прибавочного труда) “поистине стала невыносима” ¹¹⁷⁾.

¹¹⁶⁾  “Ни один ребенок моложе 12-летнего возраста не должен работать на каком бы то ни было мануфактурном предприятии более 10 часов в сутки” (“Genera! Statutes of Massachusetts”, гл. 60, § 3). (Постановления эти были изданы в 1836 — 1858 гг.) “Труд в продолжение десяти часов в сутки на всех хлопчатобумажных, шерстяных, шелко­вых, бумажных, стекольных, льняных фабриках и на заводах железных и медных из­делий должен рассматриваться как установленный законом дневной труд. Предписывается также, чтобы отныне ни одного подростка, работающего па какой-либо фабрике, не удер­живали за работой или не принуждали к работе более 10 часов в день или 60 часов в неделю и чтобы отныне ни один подросток, не достигший 10-летнего возраста, не принимался в качестве рабочего на какие бы то ни было фабрики в пределах этого штата” (“State of New-Jersey. An act to limit the hours of labour etc.”, §§ 1 и 2. Закон от 18 марта 1851 г.). “Подростков, достигших 12 лет, но моложе 15 лет, ни на каком мануфактурном предприятии нельзя заставлять работать более 11 часов в сутки, притом ранее 5 часов утра и позже 7¹/₂ часов вечера” (“Rivised Statutes of the State of Rhode Island etc.”, гл. 139, § 23, 1 июля 1857 г.).

¹¹⁷⁾  [J. В. Byles.] “Sophisms of Free Trade”, 7th edit. London, 1850, p. 205. Тот же тори, впрочем, добавляет: “Парламентские акты, регулировавшие заработную плату в ущерб рабочим и в пользу нанимателей труда, сохранялись в течение долгого периода продолжительностью в 464 года. Население выросло. Законы эти стали теперь излишними и обременительными” (там же, стр. 206).

254                                                        ОТДЕЛ ТРЕТИЙ - ПРОИЗВОДСТВО АБСОЛЮТНОЙ ПРИБАВОЧНОЙ СТОИМОСТИ

Поэтому “разумная” заработная плата была продиктована в за­конодательно-принудительном порядке, а равным образом были продиктованы и пределы рабочего дня. Последний пункт, кото­рый нас здесь только и интересует, повторен в статуте 1496 г. (при Генрихе VII). Рабочий день всех ремесленников (artificers) и сельскохозяйственных рабочих с марта до сентября должен был продолжаться — чего, однако, так и не удалось провести на практике — с 5 часов утра до 7 — 8 часов вечера, но при этом время, отведенное на еду, составляло 1 час на завтрак, 1¹/₂ часа на обед и полчаса на полдник, т. е. как раз вдвое больше того, что предусматривает действующий в настоящее время фабричный акт ¹¹⁸⁾. Зимой работа должна была продолжаться с теми же перерывами от 5 часов утра дотемна. Статут Елизаветы от 1562 г. для всех рабочих, “нанятых за поденную или понедельную плату”, не изменяет продолжительности рабочего дня, но старается огра­ничить перерывы 2¹/₂ часами летом и 2 часами зимой. Обед должен продолжаться только один час, а “получасовой послеобе­денный сон” разрешается лишь с половины мая и до половины августа. За каждый час отлучки вычитается из заработной платы 1 пенни. Однако на практике условия для рабочих были много благоприятнее, чем по статутам. Уильям Петти, отец политиче­ской экономии и в некотором роде изобретатель статистики, го­ворит в одном сочинении, опубликованном им в последней трети XVII века:

“Рабочие” (labouring men, в то время собственно сельскохозяйственные рабочие) “работают по 10 часов в сутки и едят 20 раз в неделю, а именно три раза в день но будням и два по воскресеньям; отсюда ясно, что если бы они захотели поститься в пятницу вечером и употреблять на обед 1¹/₂ часа, тогда как те­перь они употребляют на него 2 часа, от 11 до 1 часа, т. е. если бы они на ¹/₂₀ времени больше работали и на столько же меньше теряли времени, то этого было бы достаточно для того, чтобы покрыть ¹/₁₀ часть упомянутого выше налога” ¹¹⁹⁾.

Не прав ли был д-р Эндрью Юр, когда он кричал, что двенадцатичасовой билль 1833 г. представляет собой возврат к мраку прошлого? Конечно, положения статутов и положения, о которых упоминает Петти, распространяются и на “apprentices” (учени­ков). Но как именно обстояло дело с детским трудом еще в конце XVII века, об этом можно судить по следующей жалобе:

¹¹⁸⁾  По поводу этого статута Дж. Уэйд справедливо замечает: “Из статута 1496 г. следует, что расход на пищу считался эквивалентным ¹/₃ дохода ремесленника и ¹/₂ дохода сельскохозяйственного рабочего, а это показывает, что в то время положение рабочих было более независимым, чем теперь, когда пища сельскохозяйственных и ману­фактурных рабочих составляет более крупную часть их заработной платы” (J. Wade. цит. соч., стр. 24, 25, 577). Что касается мнения, будто бы эта разница объясняется разницей между ценой пищи и одежды теперь и тогда, то оно опровергается самым беглым ознакомлением с “Chronicon Preciosum etc.”. By Bishop Fleetwood. 1st edit., London, 1707, 2nd edit., London, 1745.

¹¹⁹⁾   W. Petty.  “Political Anatomy of Ireland, 1672”, edit. 1691, p. 10⁹⁹.

ГЛАВА VIII. — РАБОЧИЙ ДЕНЬ                                                                                                                                                  255

“Наши юноши в Англии ничего не делают до самого того времени, когда поступают в ученики; вследствие этого им требуется, конечно, много времени — семь лет — для того, чтобы сделаться хорошими ремесленниками”.

Германия, напротив, расхваливается за то, что там дети с колы­бели хоть “немного приучаются к работе” ¹²⁰⁾.

Еще в продолжение большей части XVIII века, до эпохи крупной промышленности, английскому капиталу не удавалось, уплачивая недельную стоимость рабочей силы, захватить всю неделю рабочего, — исключение составляют, впрочем, сельскохо­зяйственные рабочие. То обстоятельство, что рабочие могли про­существовать целую неделю на четырехдневную заработную пла­ту, не представлялось им достаточным основанием для того, чтобы работать на капиталиста и остальные два дня. Одно направле­ние английских экономистов в угоду капиталу самым неистовым образом нападало на рабочих за такое упрямство, другое направле­ние защищало рабочих. Послушаем, например, полемику между Послтуэйтом, торговый словарь которого пользовался в то время такой же славой, как в настоящее время аналогичные сочинения Мак-Куллоха и Мак-Грегора, и цитированным выше автором “Essay on Trade and Commerce” ¹²¹⁾.

¹²⁰⁾  “A Discourse of the Necessity of Encouraging Mechanic Industry”. London, 1690, p. 13. Маколей, который фальсифицировал английскую историю в интересах вигов и буржуазии, пускается в следующие декламации: “Обычай преждевременно засаживать детей за работу... господствовал в XVII веке в степени, почти невероятной для тогдашне­го состояния промышленности. В Норидже, главном центре шерстяной промышлен­ности, шестилетний ребенок считался работоспособным. Различные авторы того време­на — среди них многие почитались в высшей степени благомыслящими — с “exultation” (восторгом) упоминают о том, что в этом городе трудом одних мальчиков и девочек создается богатство, составляющее сверх их собственного содержания 12 000 ф. ст. в год. Чем обстоятельнее изучаем мы историю прошлого, тем более оснований находим не соглашаться с мнением тех, кто считает, что наш век плодовит новыми социальными бедствиями... Что ново, так это образованность, вскрывающая эти бедствия, да гуман­ность, исцеляющая их” (“History of England”, v. I, p. 417). Маколей мог бы также порассказать о том, что “в высшей степени благомыслящие” amis du commerce [друзья торговли] XVII века с “exultation” повествуют о том, как в одном доме для призрения бедных в Голландии заставили работать 4-летнего ребенка, причем этот пример “vertu mise en pratique” [“добродетели, примененной на практике”] фигурирует во всех сочи­нениях гуманистов а 1а Маколей до времени А. Смита. Правда, с возникновением мануфактуры, в отличие от ремесла, появляются признаки эксплуатации детей, которая до известной степени издавна существовала у крестьян и получала тем большее разви- тие, чем тяжелее был гнет, тяготеющий над земледельцем. Тенденция капитала ясна, но сами факты носят еще такой же исключительный характер, как появление на свет двуголовых детей. Поэтому-то исполненные предчувствия будущего “amis du commerce* с “exultation” изображали эти факты в назидание современникам и потомству как нечто особенно примечательное и достойное удивления и рекомендовали их для подра­жания. Тот же самый шотландский сикофант и краснобай Маколей говорит: “В настоя- щее время мы слышим только о регрессе, видим же мы только прогресс”. Что за глаза, а главное, что за уши!

¹²¹⁾  Наиболее злостным из всех обвинителей рабочих является упомянутый в тексте анонимный автор “An Essay on Trade and Commerce: containing Observations on Taxes etc.”. London, 1770. Еще раньше он выступил таковым в своем сочинении “Considera???;, tions on Taxes”. London, 1765. Сюда же следует отнести и Артура Юту, этого Полония, невообразимого болтуна в статистике. Среди защитников рабочих выделяются: Джейкоб Вандерлинт в “Money answers all Things”. London, 1734; пастор Натаниел Форстер доктор богословия, в “An Enquiry into the Causes of the Present High Price of Provisions”. London, 17G7; д-р Прайс и особенно Послтуэйт — как в приложении к его “Universal

256                                                          ОТДЕЛ ТРЕТИЙ. - ПРОИЗВОДСТВО АБСОЛЮТНОЙ ПРИБАВОЧНОЙ СТОИМОСТИ

Послтуэйт говорит, между прочим:

“В  заключение этих немногих  замечаний я не  могу  не обратить внимания на пошлую фразу, которую приходится слышать от слишком многих, что рабочий (industrious  poor),  если он может в течение  5 дней  заработать достаточно  для своего  существования,  не  захочет  работать   полных  6  дней.   Поэтому   приходит к  заключению,   что  необходимо  при   помощи   налогов   или   какими-либо  иными способами удорожить даже необходимые жизненные средства, чтобы  принудить ремесленников   и   мануфактурных   рабочих   к   непрерывному   труду   в   течение шести  дней  в  неделю.   Я  должен  попросить  позволения  придерживаться  иного мнения, чем эти великие политики, которые ратуют за вечное рабство рабочего населения  этого   королевства   (“the   perpetual   slavery   of   the   working   people”); они   забывают  поговорку   “all  work  and   no  play”    (работа,  не  чередуясь  с   иг­рой,  притупляет).   Не  гордятся  ли  англичане  одаренностью  и  искусством  сво­их   ремесленников   и   мануфактурных   рабочих,   которые   до   сих   пор   обеспечи­вали британским товарам всеобщее признание и славу? Чему обязаны мы этим? По всей  вероятности, не чему иному,  как тому способу,  которым наш рабочий народ,  жизнерадостный  по своему характеру, умеет развлекаться. Если  бы они были принуждены работать сплошь целый год, все шесть дней в неделю, исполняя изо дня в день одну и ту же работу, разве это не притупило бы их способностей и   не   превратило   бы   их   из   бодрых   и   ловких   в   тупых   и   апатичных;   и   не лишились ли бы наши рабочие под гнетом такого вечного рабства  своей  репу­тации,   могли   ли   бы   они   сохранить   ее?..   Какого   искусства   можно   было   бы ожидать от столь жестоко загнанных животных  (hard driven animals)?.. Многие из них выполняют  в  4 дня такое количество  работы,  какое француз выполнит лишь   в  5   или   6   дней.   Но  если   англичане   будут   вечно   обременены   тяжелой работой, то можно опасаться, что они выродятся   (degenerate)   еще больше,  чем французы. Если  народ наш славится своей  военной доблестью, то разве  мы  не говорим, что обязаны этим, с одной стороны, хорошему английскому ростбифу и пуддингу, которые служат ему пищей, а с другой стороны, и не в меньшей степени, нашему   конституционному   духу   свободы?   Да   и   почему   бы   большая   степень способностей, энергии  и искусства наших ремесленников и мануфактурных ра­бочих   не   была   обязана   своим   происхождением   той   свободе,   с   которой   они по-своему   развлекаются?   Я   надеюсь,   что   они   никогда   не   лишатся   ни   этих привилегий, ни тех хороших условий жизни, из которых одинаково проистекают как их искусство в работе, так и их мужество” ¹²²⁾.

На это автор “Essay on Trade and Commerce” дал следующий ответ:

“Если празднование седьмого дня недели считается божественным уста­новлением, то этим предполагается, что остальные дни недели принадлежат труду” (он, как мы это сейчас увидим, хочет сказать: капиталу), “и насиль­ственное принуждение к тому, чтобы эта божественная заповедь исполнялась, нельзя называть жестокостью... Что человечество, в общем, от природы питает склонность к покою и лени, в этом нас убеждает роковой опыт, почерпнутый из поведения нашей мануфактурной черни, которая работает в среднем не бо­лее 4 дней в неделю, за исключением случаев вздорожания жизненных средств... Предположим, что бушель пшеницы представляет все жизненные средства ра­бочего, что он стоит 5 шилл., и что рабочий зарабатывает своим трудом один шиллинг в день. В таком случае ему приходится проработать всего 5 дней в неделю и всего 4 дня, если бушель стоит 4 шиллинга... Но так как в этом

Dictionary of Trade and Commerce”, так и в “Great Britain's Commercial Interest explained and improved”, 2nd edit. London, 1759. Самые факты констатируют многие другие авторы того времени, между прочим Джозая Такер.

122)               Postlethwayt. Там же. “First Preliminary Discourse”, p. 14.

ГЛАВА VIII. - РАБОЧИЙ ДЕНЬ                                                                                                                                                    257

королевстве заработная плата много выше по сравнению с ценой жизненных средств, то у мануфактурного рабочего, который проработал 4 дня, имеется денежный излишек, на который он может остаток недели прожить в праздно­сти... Надеюсь, мною сказано достаточно для того, чтобы доказать, что умерен­ный труд в течение 6 дней в неделю не есть рабство. Наши сельскохозяйствен­ные рабочие работают 6 дней в неделю, и по всем признакам — это счастливей­шие из рабочих (labouring poor) ¹²³⁾, голландцы по стольку же дней работают в мануфактурах и производят впечатление очень счастливого народа. Так же работают французы, если в рабочую неделю не вклиниваются многочисленные праздники...¹²⁴⁾  Но наша чернь вбила себе в голову мысль, будто ей, как англичанам, по праву рождения принадлежит привилегия пользоваться большей свободой и независимостью, чем” (рабочему народу) “в какой-либо другой европейской стране. Поскольку эта идея оказывает влияние на мужество наших солдат, она, быть может, приносит некоторую пользу; но чем менее заражены ею мануфактурные рабочие, тем лучше для них самих и для государства. Рабочим никогда не следовало бы считать себя не зависимыми от своих начальников (“independent of their superiors”)... Чрезвычайно опасно потакать сброду в про­мышленном государстве, как наше, в котором, быть может, ⁷/₈ всего населения имеют лишь небольшую собственность или совсем ее не имеют...¹²⁵⁾ Полного излечения не последует до тех пор, пока наша промышленная беднота не согла­сится работать в продолжение 6 дней за такую же сумму, которую она зара­батывает теперь в 4 дня” ¹²⁶⁾.

В этих целях, равно как и для “искоренения лени, распутства и романтических бредней о свободе”, ditto [а также] для “умень­шения налогов в пользу бедных, поощрения духа предприимчи­вости и для понижения цены труда в мануфактурах”, наш вер­ный Эккарт капитала предлагает испытанное средство: рабочих, нуждающихся в общественной благотворительности, т. е. паупе­ров, запирать в “идеальный работный дом” (an ideal workhouse). “Такой дом должен быть сделан домом ужаса (house of terror) ¹²⁷⁾. В этом “доме ужаса”, в этом “идеале работного дома”, работа должна продолжаться по 14 часов в сутки, включая сюда, однако, и время на еду, так что остается полных 12 часов труда” ¹²⁸⁾,

Двенадцатичасовой рабочий день в “ideal workhouse”, в доме ужаса 1770 года! Шестьдесят три года спустя, в 1833 г., когда английский парламент в четырех фабричных отраслях уменьшил

¹²³⁾  “An Essay on Trade and Commerce etc.”. London, 1770, Сам автор на стр. 96 рассказывает, в чем заключалось уже в 1770 г. “счастье” английских сельскохозяй­ственных рабочих. “Их рабочая сила (“their working powers”) всегда напряжена до крайности (“on the Stretch????”); они не могли бы ни жить хуже, чем живут (“they cannot live cheaper than they do”), ни работать тяжелее (“nor work harder”)”.

¹²⁴⁾  Протестантизм играет важную роль в генезисе капитала уже потому, что он превращает почти все традиционные праздничные дни в рабочие дни.

¹²⁵⁾   “An Essay on Trade and  Commerce etc.”. London, 1770, p. 41, 15, 96, 97, 55, 56, 57.

¹²⁶⁾  Там же, стр. 69. Еще в 1734 г. Джейкоб Вандерлинт разъяснил, что тайна всех жалоб капиталистов на леность рабочих просто-напросто заключается в том, что они хотели бы получить за прежнюю заработную плату 6 рабочих дней вместо четырех.

¹²⁷⁾  Там жe, стр. 242 — 243: “Такой идеальный работный дом следует сделать “домом ужаса”, а не приютом для бедных, где они получают обильную пищу, теплую и приличную одежду и где весьма мало работают”.

¹²⁸⁾ Там же  [стр. 260]. “Французы”, — говорит автор,— “смеются над нашими восторженными идеями о свободе” (там же, стр. 78).

258                                                       ОТДЕЛ ТРЕТИЙ. - ПРОИЗВОДСТВО АБСОЛЮТНОЙ ПРИБАВОЧНОЙ СТОИМОСТИ

до 12 полных рабочих часов рабочий день детей от 13 до 18-лет­него возраста, казалось, пробил последний час английской про­мышленности! В 1852 г., когда Луи Бонапарт, чтобы упрочить­ся в глазах буржуазии, вздумал посягнуть на установленный законом рабочий день, французский рабочий народ в один голос заявил: “Закон, сокративший рабочий день до 12 часов, — это единственное благо, которое осталось нам от законодательства республики!” ¹²⁹⁾. В Цюрихе труд детей старше 10 лет ограничен 12 часами; в Ааргау в 1862 г. продолжительность труда детей от 13 до 16-летнего возраста была уменьшена с 12¹/₂ до 12 часов; в Австрии в 1860 г. для детей от 14 до 16 лет продолжительность труда была сокращена ditto до 12 часов ¹³⁰⁾. Какой “прогресс с 1770 года”, с “exultation” воскликнул бы Маколей!

“Дом ужаса” для пауперов, о котором только мечтала капи­талистическая душа 1770 г., появился несколько лет спустя в виде исполинского “работного дома” для самих мануфактурных рабочих. Он назывался фабрикой. Но на этот раз идеал побледнел перед действительностью...