Глава XXXIV

XXXV
Союз марксистов-ленинцев

В эту версию, однако, острым клином врезывалась история организации, названной её участниками "Союзом марксистов-ленинцев". Одно дело - Троцкий, которого "перестройщики" типа Яковлева-Волкогонова объявляли одиноким изгнанником, утратившим своих единомышленников в СССР и руководствовавшимся в своих разоблачениях сталинизма личной ненавистью к Сталину и уязвлённым самолюбием поверженного. И совсем другое дело - группа старых большевиков, выпускавшая документы с беспощадной критикой сталинского режима и призывом к коммунистам подняться на борьбу со сталинской кликой во имя возрождения идеалов и принципов Октябрьской революции.

Однако и здесь Яковлев нашёл свое иезуитское решение. В реабилитационную справку по делу "Союза" была вмонтирована версия о неподлинности документов этой организации, обнаруженных в архивах ОГПУ. В этих целях был использован тот факт, что в материалах следствия сохранились лишь копии с оригиналов этих документов. Реабилитационная справка брала на веру слова из письменного объяснения Рютина по поводу доноса, поступившего на него в 1930 году: "О термидоре и забастовках я ни слова не говорил. Тут всё вымышлено от начала и до конца. Я не троцкист и не устряловец, чтобы городить такую чепуху". Руководствуясь этими словами при оценке "Рютинской платформы", относящейся к 1932 году, яковлевские "переследователи" утверждали: "А такой чепухи в этом документе оказалось много". Более того, они присовокупляли, что в обнаруженных копиях "Платформы" встречаются "явные заимствования из контрреволюционных воззваний и антисоветских листовок, белоэмигрантских документов, что вряд ли могло соответствовать настроениям М. Н. Рютина". В справке содержался и намек на то, что такие "заимствования" были включены в "Платформу" следователями ГПУ, чтобы придать группе "характер гигантского заговора внутри партии и государства". Наконец, основанием для реабилитации рютинской группы объявлялось то обстоятельство, что её участники не совершили "никаких практических действий" по реализации установок, содержавшихся в её программных документах[1].

Таким образом, Яковлев, с 1990 года ставший одним из главарей истерической антикоммунистической кампании, за год до этого называл "антисоветскими" и "контрреволюционными" наиболее резкие обличения сталинизма, содержавшиеся в "Рютинской платформе". Однако издание в 1990 году её текста обнаружило, что в нем не содержится ни одного слова, которое могло принадлежать перу не большевика, а антисоветчика или белоэмигранта.

После этих предварительных соображений перейдем к анализу деятельности "Союза марксистов-ленинцев" и его программных документов.

Организаторами "Союза" были М. Н. Рютин и В. Н. Каюров, люди с яркой большевистской биографией. Рютин, член партии с 1914 года, активный участник гражданской войны, в 1924-28 годах работал секретарем Краснопресненского райкома партии и в этот период поддерживал правящую фракцию в борьбе с левой оппозицией, ожесточённо выступал против последней на XIV и XV съездах партии, возглавлял бригады боевиков, разгонявших оппозиционные собрания и демонстрации. На XV съезде был избран кандидатом в члены ЦК. Подобно многим другим функционерам Московской партийной организации, Рютин в 1928 году примкнул к "правым". При снятии с партийной работы, наряду с "примиренческим отношением к правому уклону", ему вменялась ещё одна, более серьезная вина. Она состояла в том, что Рютин на закрытом заседании бюро Краснопресненского райкома, выступая "против тенденций дальнейшего отсечения руководящих товарищей от руководства", сказал: "Мы знаем, что у тов. Сталина есть свои недостатки, о которых говорил тов. Ленин". Сообщив на октябрьском пленуме МК (1928 года) об этом эпизоде, Угланов заявил, что "этого нельзя было говорить потому, что ещё раньше нам об этом говорили троцкисты"[2].

В речи на пленуме МК Рютин заявил, что он, как и многие другие члены бюро Московского комитета, испытывал "беспокойство за сплочённость руководящего органа ЦК" и считал, что низовые и районные партийные организации должны "воздействовать на руководящих товарищей, чтобы в их рядах были устранены разногласия, трения, которые возникли"[3].

За все эти "ошибки" Рютин отделался сравнительно мягким наказанием. После отстранения в октябре 1928 года от партийной работы он был назначен заместителем редактора газеты "Красная звезда", а в 1929 году был направлен уполномоченным ЦК по коллективизации в Восточную Сибирь. Представленная им после возвращения из этой поездки записка в Политбюро, критически оценивавшая практику коллективизации, вызвала резко отрицательную реакцию Сталина и Кагановича.

21 января 1930 года Сталин выступил в "Красной Звезде" со статьей "К вопросу о политике ликвидации кулачества как класса", поводом для которой послужила написанная Рютиным передовая этой газеты. Называя эту передовую "в общем бесспорно правильной", Сталин счел нужным исправить содержавшиеся в ней "неточности в формулировках". Эти неточности сводились к тому, что Рютин объявил "политику ликвидации кулачества как класса" продолжением линии XV съезда, тогда как Сталин недвусмысленно (и справедливо) называл её "новой политикой партии", поворотом от решений XV съезда[4]. 2 марта 1930 года Рютин последний раз подписал газету "Красная звезда". С идеологической работы он был переведён на хозяйственную, получив пост председателя Управления фотокинопромышленности.

На XVI съезде партии Сталин через Кагановича обещал Рютину, что он будет избран в ЦК, если выступит в прениях с осуждением "правого уклона" и "самокритикой" по поводу своего "примиренческого" отношения к нему. Рютин, как он впоследствии признавал, "увильнул" от этого выступления. В состав ЦК он избран не был.

Более серьезные злоключения Рютина начались осенью 1930 года. Имеются сведения, что в августе он был приглашён Сталиным в Сочи, где они вели беседы в течение двух дней. А уже 13 сентября Сталин писал Молотову, что "в отношении Рютина нельзя будет ограничиться исключением. Его придётся, спустя некоторое время после исключения, выслать куда-либо подальше от Москвы. Эту контрреволюционную нечисть надо разоружить до конца"[5].

По-видимому, эта злобная установка была внушена тем, что Сталин к тому времени получил агентурные сведения о беседах, которые Рютин вёл со многими старыми большевиками во время своего пребывания на отдыхе в Ессентуках. О содержании этих бесед говорилось в поступившем 20 сентября в ЦК заявлении Немова, бывшего сослуживца Рютина по работе в Краснопресненском райкоме. Немов сообщал, что в разговорах с ним Рютин говорил о губительном для страны характере политики правящего ядра ЦК во главе со Сталиным. Банкротство этой политики Рютин усматривал в исключительно тяжёлом материальном положении рабочих, провале коллективизации, финансовом крахе и т. д. Основную задачу "правых" Рютин видел в том, чтобы "всюду и везде распространять среди рабочих, что бедой и несчастьем для страны является этот фокусник и шулер Сталин ... Когда Сталина смахнут, тогда с остальными легко будет справиться". Рютин сказал Немову, что в будущем правым придётся работать вместе с троцкистами на следующей основе: троцкисты во главе с Троцким должны будут признать ошибочность своей экономической платформы, которую, по словам Рютина, стал проводить Сталин[6*], а правые признают, что они безусловно ошиблись в своей критике троцкистов за их оценку внутрипартийного режима[7].

Ярославский и Шкирятов ознакомили Рютина с заявлением Немова и потребовали представить письменное объяснение по поводу содержавшихся в нем обвинений. В объяснительной записке Рютин утверждал, что донос Немова - это "на 99 % самая гнусная ложь" и что последний грубо передернул его слова о Сталине. Рютин писал, что считает Сталина "самым крупным вождем партии, способным проводить в жизнь ленинские принципы", а его критические высказывания в адрес Сталина носили личный характер и сводились лишь к тому, что Сталин "напрасно ошельмовал меня и ловким маневром вытряхнул с партийной работы"[8]. На очной ставке с Немовым в ЦКК Рютин повторил эти утверждения и отверг самое страшное обвинение доносчика - в стремлении "заключить блок с троцкистами". Понимая, какие аргументы могут оказаться наиболее действенными в глазах "партследователей", Рютин возвратил это обвинение Немову, назвав его скрытым троцкистом, а его заявление - попыткой троцкистов свести с ним счёты за его прошлую борьбу с ними[9].

По-видимому, Рютин в то время уже четко определил свою позицию и рассматривал "партийных прокуроров" не как товарищей по партии, а как своих потенциальных тюремщиков. Поэтому он решил не сообщать в ЦКК правду о своих взглядах, высказанных Немову с глазу на глаз, а заявил, что приписанные ему высказывания выдуманы доносчиком. Лишь в 1932 году на допросе в ГПУ по делу "Союза" Рютин признал, что в 1930 году "категорически отрицал все сообщения Немова ... Хотя это его заявление в основном мои разговоры с ним передавало верно"[10].

В свою очередь "партпрокуроры" не поверили объяснениям Рютина, тем более, что у них имелись сведения о том, что Рютин вёл аналогичные разговоры и с другими старыми большевиками.

Спустя три дня после поступления доноса Немова дело Рютина было заслушано на заседании Президиума ЦКК, который исключил его из партии "за предательски-двурушническое поведение в отношении партии и за попытку подпольной пропаганды право оппортунистических взглядов"[11]. 5 октября это решение было подтверждено Политбюро. 13 ноября Рютин был арестован по обвинению в контрреволюционной агитации. Однако 17 января 1931 года коллегия ОГПУ признала это обвинение недоказанным и Рютин был освобождён из тюрьмы. После этого и вплоть до ареста по делу "Союза марксистов-ленинцев" он работал рядовым экономистом.

Вскоре после выхода из тюрьмы Рютин принял решение создать подпольную организацию, а в начале марта 1932 года начал писать её программный документ: работу "Сталин и кризис пролетарской диктатуры", получившую в дальнейшем название "Рютинской платформы". По-видимому, уже в это время он вступил в контакт с будущими членами "Союза" и познакомил их со своей работой. К. А. Замятина-Черных, одна из немногих осуждённых по "рютинскому делу", которой довелось пережить сталинский террор, сообщила в 1961 году, что уже в мае 1932 года она напечатала семь первых машинописных экземпляров рукописи Рютина, которую ей передал её муж П. М. Замятин, к тому времени уже прошедший через исключение из партии и трёхмесячный арест[12].

Одновременно с "Платформой" было написано "Обращение ко всем членам ВКП(б)", представлявшее краткое изложение основных идей "Платформы" и именовавшееся впоследствии "Манифестом". Уже в июне 1932 года "Манифест" распространялся в Харькове, а в августе того же года в секретно-политический отдел ОГПУ поступили агентурные сведения о том, что группа харьковских активных троцкистов, поддерживавшая связь с московскими троцкистами, обсуждала обращение "Ко всем членам партии".

"Союз марксистов-ленинцев" был образован 21 августа на организационном собрании, в котором, помимо Рютина, принимали участие 14 коммунистов из Москвы и Харькова. Как сообщил Рютин в показаниях на следствии, каждый из присутствующих на этом собрании или, по крайней мере, большинство из них "имели за собой единомышленников, взгляды которых они ... выражали"[13]. Участники собрания приняли за основу документы, представленные Рютиным, и передали их на окончательное редактирование Комитету, избранному в составе пяти человек. Сам Рютин в состав этого комитета не вошёл как беспартийный и по соображениям конспирации (после освобождения из тюрьмы за ним велась неусыпная слежка).

В состав комитета были избраны В. Н. Каюров, Иванов, Галкин, Демидов и Федоров. Среди них ведущая роль принадлежала Каюрову, старому рабочему-революционеру, члену партии с 1900 года. Каюров в июльские дни 1917 года укрывал Ленина, а после победы Октябрьской революции выполнял важные ленинские задания. Ленин характеризовал Каюрова как своего "старого знакомого, хорошо известного питерским рабочим" и в 1918 году предлагал послать на фронт питерских рабочих "вождей" несколько десятков (a la Каюров)"[14]. После публикации статьи "Как нам реорганизовать Рабкрин", в которой говорилось о необходимости более широкого привлечения рабочих к управлению, Ленин справлялся у Крупской, как на эту статью реагировал Каюров. До 1932 года Каюров находился на государственной и хозяйственной работе, часто выступал со статьями на историко-партийные темы.

Во время следствия по "рютинскому делу" Каюров брал главную вину за создание нелегальной группы на себя. Даже из ссылки он направил 1 августа 1933 года письмо в ЦК и ЦКК, в котором вновь заявлял, что считает себя "главным виновником" в организации группы, поскольку он принадлежал к "категории старых большевиков, авторитет которых окрылил более молодых партийцев, мнение которых совпадало с моим таковых считаю: Рютина, Галкина, Иванова и А. Каюрова (сын В. Н. Каюрова - В. Р.)"[15].

В свою очередь Рютин во время допросов делал всё возможное, чтобы взять на себя основную вину за деятельность "Союза марксистов-ленинцев". Он заявил, что к решению начать борьбу против Сталина пришёл ещё в мае 1928 года и утверждал, что "никаких вдохновителей за мной не стояло и не стоит. Я сам был вдохновителем организации, я стоял во главе её, я один целиком писал платформу и обращение. Редактирование платформы и обращения было, конечно, коллективное, но оно никаких принципиальных изменений в оба документа не внесло"[16].

В советской исторической литературе дебатируется вопрос о том, принадлежат ли "Платформа" и "Манифест" перу одного Рютина или же эти документы представляли продукт коллективной мысли и творчества лиц, согласно выводам следствия, только знакомившихся с этими документами. Показания, полученные на следствии по вопросу об авторстве этих документов, весьма разноречивы. Сам Рютин показал, что оба документа он "редактировал" сам совместно с Ивановым и частично с Каюровым. Однако Иванов, которого следователи, разумеется, не знакомили с показаниями Рютина, сообщил, что Каюров обсуждал документ с участниками бывшей "рабочей оппозиции", сделавшими "довольно много поправок и дополнений". С большинством из них Рютин согласился. Иванов также сообщил, что он сам передал "большой и маленький документы" Рокхину и Стэну, причем последнему с тем, чтобы он познакомил с ними Зиновьева и Каменева. Наконец, Иванов упоминал о замечаниях Стэна, Угланова и харьковских троцкистов, которые "могли оказать влияние на документ ... при окончательной редакции", и о том, что к концу "редактирования" были учтены замечания троцкистов, правых, "рабочей оппозиции", зиновьевцев и Стэна[17]. На заседании президиума ЦКК, посвящённом разбору "рютинского дела", Ярославский прямо упрекал Каменева в том, что он получил от Стэна "контрреволюционную прокламацию"[18], имея в виду "Рютинскую платформу".

В свою очередь Рокхин, бывший профессор ИКП, исключённый из партии в конце 1931 года как "троцкистский контрабандист", показал, что Иванов сообщил ему о возникновении новой оппозиционной группы, состоявшей из старых большевиков, стремящихся к объединению всех "групп в партии и всех оппозиций" для развертывания активной борьбы с руководством партии в форме активного выступления всех вождей оппозиции против Сталина[19].

В некоторых работах, основанных на изучении следственных дел не только рютинской, но и других оппозиционных групп, указывается, что в написании "Рютинской платформы" или по крайней мере во внесении в неё добавлений и поправок принимали участие некоторые члены бывшей "бухаринской школы", а также Зиновьев и Каменев[20]. Распространение и обсуждение документов "Союза" сопровождалось обсуждением планов изменения партийного руководства. Уже будучи осуждённым по процессу "Московского центра", Зиновьев в письме, направленном партийному руководству из тюрьмы в 1935 году, сообщал, что в ходе таких обсуждений (очевидно, внутри его группы) речь шла о восстановлении "ленинского Политбюро", т. е. того состава Политбюро, который существовал при Ленине, с участием Зиновьева, Каменева, Бухарина, Рыкова и Томского. Рютинская же группа, по его словам, "ругала меня и Каменева, ставила ставку на новых людей, на своих "практиков", но тоже в последнем счёте не отводила этих "кандидатур"[21].

Известно также, что А. Слепков, Д. Марецкий и П. Петровский, привлечённые по делу "Союза марксистов-ленинцев", в августе 1932 года встречались с Рютиным и вместе с ним вели работу над "Платформой"[22]. Основные положения "Платформы" обсуждались на конференции "правых", состоявшейся в конце августа - начале сентября: На заседании президиума ЦКК, посвящённом разбору "рютинского дела", Ярославский заявил, что Слепкову, по его собственным словам, удалось "100 человек совратить на сторону своих взглядов"[23].

Как мне представляется, "доработка", "уточнения" и "дополнения" со стороны ряда ведущих теоретиков партии внесли много нового в "Рютинскую платформу". Этот документ по своему теоретическому уровню намного выше опубликованных в 20-е годы публицистических статей и брошюр Рютина, по своему духу и стилю не отличавшихся от подобных работ других партийных "практиков"-"середняков", примыкавших в то время к правящей фракции. В "Рютинской платформе" обнаруживаются глубокие познания в вопросах истории и политики партии, содержится целый ряд серьезных обобщений, касающихся влияния сталинизма на экономику, социальные отношения, политическую систему, идеологию и международное коммунистическое движение. Этот документ обнаруживает глубокое знакомство с тщательно скрывавшимися партийной верхушкой событиями в партии и стране. Едва ли столь детальная информация об этих событиях могла быть известна Рютину, на протяжении двух предшествующих лет оторванному от активного участия в политической жизни.

Вместе с тем "Рютинская платформа" по своему теоретическому уровню уступает работам не только Троцкого, но и других деятелей левой оппозиции, публиковавшимся в её "Бюллетене". В "Платформе" эмоции и обилие бранных квалификаций временами перевешивают строгую логику доказательств.

Не лишне отметить, что "Платформа" обнаруживает знакомство её авторов с работами Троцкого, написанными в изгнании, и свидетельствует о глубоком переосмыслении ими уроков внутрипартийной борьбы 20-х годов. В ней встречается даже перефразировка отдельных образных выражений Троцкого, хорошо известных коммунистам со времени этой борьбы, например, "на всю страну надет намордник" (у Троцкого: "Вы и впрямь хотите намордник надеть на партию?").

В предшествующих разделах этой книги приводились некоторые конкретные констатации и оценки, содержавшиеся в "Рютинской платформе". Теперь же мы попытаемся проанализировать основные принципиальные идеи этого документа.

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Реабилитация. с. 97.<<

[2] Там же. с. 99.<<

[3] Там же.<<

[4] Сталин И. В. Соч. с. 12. с. 178-183.<<

[5] Коммунист. 1990. № 11. с. 104.<<

[6*] Эта мысль была сформулирована в "Рютинской платформе", как мы увидим далее, в значительно менее категоричной и более гибкой форме.<<

[7] Мартемьян Рютин. На колени не встану. с. 317-318.<<

[8] Там же. с. 319-320.<<

[9] Там же. с. 23, 329.<<

[10] Там же. с. 278.<<

[11] Там же. с. 25.<<

[12] Там же. с. 262-263, 284.<<

[13] Там же. с. 28.<<

[14] Ленин В. И. Поли. собр. соч. т. 36. с. 521; т. 50. с. 124.<<

[15] Мартемьян Рютин. На колени не встану. с. 286.<<

[16] Там же. с. 280-281.<<

[17] Там же. с. 289.<<

[18] Там же. с. 298.<<

[19] Там же. с. 31.<<

[20] Они не молчали. М., 1991. с. 166, 171, 193.<<

[21] Известия ЦК КПСС. 1989. № 7. с. 76.<<

[22] Они не молчали. с. 179.<<

[23] Мартемьян Рютин. На колени не встану. с. 36.<<

Глава XXXVI

Хостинг от uCoz